Николай Алексеевич ехал фирменным поездом Архангельск - Москва, из города Плесецка, где он отбывал трудовую повинность, под названием "вахта технического надзора". Николай быстро ебанул припасенной водовки, закусил сваренными в гостиничном чайнике яйцами и пришел в бодрое расположение духа.
Соседи все как одни попались пидорасы, и кривили нос от Николая, отказывая ему в простом человеческом общении. «Ебаные москвичи», думал Николай, глядя на двух молодых людей, с увлечением рассматривающих толстый журнал Максим, от декабря 12 года с голыми фотографиями знаменитостей, которые молодые люди напротив обсуждали, пуская редкие слюни.
Когда подъезжали к веселому городу Коноша, Николай уже был готов. Натянув свою толстовку он с сомнением оглядел пластмассовые тапки поверх шерстяных носков. Одевать тяжелые говнодавы не хотелось.
"Да хуйли нам, хе хе», подумал Николай, и запахнув край флисовки вышел в тамбур прямо в тапках поверх носков. В тамбуре стояло значительное количество людей разной степени опьянения. Поезд остановился на втором пути и распахнул новомодные двери фирменного вагона.
"Блять, второй путь" пронеслось по рядам поездных алкоголиков разной степени упитости. Дорогу к вожделенному ларьку загораживал никчемный поезд с убитыми пассажирскими вагонами. Немного потоптавшись, сначала несмело, а потом более нагло алкаши начали стучать в двери вагонов, стоявших на первом пути. "Эээ, открывай двери", нестройно неслось из разных концов подвижного состава.
Наконец двери открылись, и толстая проводница вальяжно ответствовала - "Пошли вы все нахуй, я сейчас отправляюсь". И действительно, чужие вагоны тронулись с места. Неожиданно два пропитых, бухих в говно чувака в штатском стали прыгать на движуйщя состав, размахивая милицейскими корками - "Открывай, блять, а то я тебя запомню", орали они. Поезд неумолимо шел мимо. "Блять, мы бы на 40 минут раньше в Москву приехали бы" бесновались пьяные менты в гражданке.
Николай не слушал. Он рванул к ларьку напртив вагона. "Что выпить есть, пиво, водка, коньяк ?" произнес он на одном дыхании. "Ничего нет, милок", радостно ответствовала продавщица, "Пойди, сердешный, в вокзал, там нальют", добавила она, глядя на опухшую рожу Николая.
Николай с сомнение посмотрел на дальние огни вокзала, которые утопали в сугробах снега. "Хуй вас разберешь, дойду я туда или нет" думал он. Он обернулся к проводнице, но в вместо нее стоял усатый путеец. "Слышь, батя, я дойду до вокзала", спросил путейца Николай. Тот усмехнулся - "Ясен хуй".
Николай побежал к вокзалу. Шлепки мотылялись на долговязых ногах Николая, обутого в одни носки, но ему было похуй. "Шесть банок семерки" крикнул он, влетая в магазин при вокзале. Все вздрогнули. Три продавщицы и одна косоглазая кассирша. Кассирша начала тыкать в кассу, глядя в нее одним глазом - "Шестьдесят восемь рублей умножеть на шесть штук" нараспев произнесла она и посмотрела на Николая вторым глазом - будет он оплачивать или нет.
Быстро раскидавшись с кассой, и прижимая к груди вожделенное пиво Николай ломанулся из вокзала. И тут он увидел самый страшный кошмар своей жизни - как закрываются двери его поезда. С обсохшим ртом он кинулся через сугробы. "Хуй, хуй, хуй", стучало в его голове. И буквально на полпути он подскользнулся в своих ебаных шлепках и грохнулся на перрон, набрав полный рот желтого снега. Вокруг в голос завыли вокзальные собаки. Молча вскочив, без мата, прямой как стрела он долетел до последнего вагона с опущенным перроном. Он влетел в дверной проем, и схватился за поручень. Рядом стояла проводница с совком для угля.
"Ты че, гы гы гы" заржала она, глядя на лицо Николая с выражением спасшегося от кораблекрушения - "мы же еще десять минут тут стоим". Только тут Коля осознал, что он все еще прижимает к себе банки с седьмой балтикой.
Уже когда он засыпал в полупьяном бреду, ему на ум пришли слова из когда то читанной давно книжки.
«Совершенно прелестно, совершенно безлюдно. Но что же я-то тут делаю, посреди стерескопической феерии? Как попал я сюда? Точно в дурном сне, удалились сани, оставив стоящего на страшном русском снегу моего двойника в американском пальто на викуньевом меху. Саней нет как нет: бубенчики их-лишь раковинный звон крови у меня в ушах.»
Но он их быстро забыл, и никогда больше не вспоминал, ни эту книжку, ни тот случай..
